В то время, когда миром управляли исключительно мужчины, Ольга стала первой женщиной, которая получила в свои руки власть над целым государством. Историки восхищаются острым умом этой женщины, поразительно продуманным, точным и логическим правлением, а также пользой, которую она принесла своему государству. Оказавшись на престоле, Ольга смогла избежать назревавшего государственного переворота, провести ряд крайне важных реформ, наладить внешнеполитические связи и начать внедрять религию христианства на Руси.

Откуда появилась в киевской Руси Ольга? На этот счёт нет единого мнения. По одной версии Ольга родом из Пскова или же из новгородского рода Гостомысла. По другой версии, она — дочь князя Олега. Больше сторонников приобрело мнение о варяжском происхождении княгини, ведь именно на это указывает её имя – Хельга.

На страницах российской истории её имя стало упоминаться после смерти её мужа. Киевский князь Игорь в 945 году был казнён за свою алчность, когда захотел дважды в год собрать дань с племени древлян, проживавшего севернее Киева.

По легенде, их князь Мал направил своих послов к ставшей вдовой Ольге. В своём послании он сообщал о смерти Игоря и приглашал её в жёны в соответствии с традицией того времени. Ольга встретила посольство добродушно, молвя, что уже ничего нельзя изменить после смерти её дорогого супруга, и что ей остается только с этим смириться. Она отправила послов спать в их собственной ладье и обещала воздать им должную честь поутру. Она даже обещала с почетом пронести их в ладье по улицам своего города.

Все обещания княгини оказались ложными. За ночь киевляне вырыли огромную яму, в которую и бросили утром послов – прямо в их ладье! Разгневанная княгиня приказала засыпать всех послов живьём. Но на этом она не успокоилась. Расправившись с послами, Ольга направила гонца к ничего ещё не ведающим древлянам. В своём послании она обращалась с просьбой прислать ей «лучших мужей, чтобы с великой честью пойти за [их] князя, иначе не пустят [её] киевские люди».

Второе посольство княгиня также встретила с улыбкой и даже повелела истопить им баню. Когда ничего не подозревающие древляне вошли в неё, там их коварная Ольга и заперла. А потом подожгла её стены. Все находившиеся в бане люди сгорели заживо.

И вновь мстительная Ольга не успокоилась. Она во второй раз посылает гонца в Искоростень. На этот раз велела им приготовить меды для тризны по своему мужу Игорю. Сама же вслед с небольшим отрядом направилась к городу. По прибытии, у Ольги спросили, где же послы, которых к ней посылали. Не смутилась Ольга. Сказала, что едут они за ней с дружиной её мужа. А потом начала пировать вместе с ними. А как напились древляне и заснули, дала она дружине простой приказ – убивать. После этой расправы над древлянами она вернулась в Киев.

Однако оставаться долго на месте она не собиралась. Опять была собрана дружина. В этот раз Ольга берёт в поход против древлян малолетнего сына Святослава. Говорят, что сам маленький Святослав и начал битву, бросив копьё в сторону древлян. Увидев это и приняв как знак, дружина бросилась в бой. Бежавшие древляне укрылись от Ольги за городскими стенами.

В течение всего лета простояла непреклонная княгиня около города, но не могла завоевать Искоростень. Наконец, согласилась Ольга принять дань и отступить, но не мехов и мёда попросила она. Её требования на первый взгляд были странными — из каждого двора надлежало прислать ей три воробья и голубя.

За этой лёгкой данью таилось новое коварство. Получив птиц, Ольга приказала дружинникам прикрепить к каждой птице трут (тлеющий материал), а затем отпустить их. Каждая из птиц полетела к своему гнёзду, и вскоре все дворы в городе вспыхнули огнём.

Ольгиной мести не было предела. Она сожгла город, где был убит её муж, и взяла в плен всех городских старейшин. Часть жителей была убита, некоторые отданы в рабство, а остальных заставила выплачивать огромную дань. Только после этого закончилась расправа коварной княгини.

В 946 году Ольга подавила восстание и ликвидировала все Древлянское княжество. Нужно сказать, что в то время жестокая месть не была тем, что могли бы осудить, а наоборот — вполне оправданным и ожидаемым ходом. Кроме того, этот шаг был необходимым для того, чтобы не допустить государственный переворот после гибели князя в молодом, еще не до конца организованном государстве.

После этого княгиня Ольга, будучи на престоле, внедрила ряд существенных реформ, которые, по сути, стали основой для роста и расцвета государства, без которых Киевская Русь как могучая держава никогда бы не состоялась. Ольге удалось мудро упорядочить систему сбора податей (за несовершенство которой, собственно, и был убит ее муж), создать первые опорные пункты Киевской власти (погосты), которые фактически стали первыми административно-территориальными элементами на Руси и внедрить идею распространения религии христианства.

Во внешней политике поддержка Византии была крайне важна для Киевской Руси, поэтому в 957 году Ольга отправилась в Константинополь. По легенде, император Константин влюбился в княгиню и пожелал взять ее в жены, а заодно и то, что за ней следовало — большое государство, Киевскую Русь. В этой ситуации Ольга пошла на хитрость. Она попросила Константина лично крестить ее, аргументируя это тем, что не могла вступить с ним в брак, так как была язычницей. А после крещения сказала императору, что вступать в брак с крестным отцом — большой грех.

Поняв хитрость, Константин отпустил княгиню, но остался горячим ее поклонником и ценителем ее острого ума. В 957 году Ольга, первая среди государственных правителей, приняла христианство под именем Елена. Она строила храмы на Руси, исповедовала православие и желала распространить христианство как государственную религию. Она считала, что именно это сможет объединить народ. Но сделать этого она не успела, через пару десятилетий дело довел до конца ее внук Владимир. После смерти в 969 году Ольгу признали равноапостольной святой. Летописец Нестор говорит о ней как о предвестнице христианской земли и называет княгиню «утренней звездой перед восходом солнца».

Таким образом, находясь на престоле, Ольга смогла положить основание всему тому, что имела Киевская Русь в период своего расцвета.

Сообщение Княгиня Ольга появились сначала на Записки историка.

Князь Мстислав Владимирович (1076–1132 гг.), нанесший поражение Олегу, после смерти своего отца – Владимира, занял в 1125 году киевский престол и был назван Великим. Мстислав, по традиции, отдал своим сыновьям удельные княжества. Старший сын, Изяслав, поочередно правил в разных городах, в том числе: Минске и Переяславле. В 1146 г. по приглашению бояр Киева, он пришел в столицу, разгромил дружину Игоря Ольговича и остался на престоле, отразив два набега Юрия Долгорукого. Средний сын, Святополк, осел в Новгороде. Младший, Ростислав (умер в 1167 году), правил в Смоленске, затем – в Киеве.

Надо сказать, что Смоленску очень повезло с правителем. Князь был не временным назначенцем, а настоящим рачительным хозяином. В отличие от своего старшего родича Изяслава, большое внимание уделял народному вече, которое здесь было так же сильно, как в Киеве. Он опирался на дружину и на земщину, то есть на мелких свободных землевладельцев, которые принимали участие в решении всех важных проблем. То, что княжество стало богатым, сильным и независимым от соседних земель, – это заслуга внутренней политики Ростислава Мстиславича. Ну а где сила, там и независимость, в том числе духовная. Князь добивался, чтобы в Смоленске был собственный епископ.

Ростислав провел тщательную перепись всех селений и промыслов княжества, точно определил размер налога с них и ту его часть, которую следует отдавать смоленской епископии. Решение о налогах князь вынес на народное вече, которое состоялось 30 сентября 1150 года. Народ к упорядочиванию налогов отнесся с пониманием. В результате вече приняло Уставную грамоту, где было обозначено, сколько денег отдавать местной церкви и на что именно они будут потрачены. Предусматривались статьи расхода не только на сугубо церковные нужды, но и на образование – покупку и переписывание книг и рукописей.

После принятия Уставной грамоты не только в столице княжества, но и в других городах и даже селах Смоленщины появились книгохранилища не только духовной, но и светской литературы. Напомним, что речь идет о Руси ХII века. На этом фоне умиление новгородскими берестяными грамотами, свидетельствующими об общей грамотности, кажется несколько искусственным: Новгород – не исключение среди других русских земель. Да и бытовые записки нельзя сравнить с хранилищами книг, по сути, библиотеками, которые были даже в небольших смоленских селениях. При том, что рукописные книги везде были редки и дороги. А князья, даже и в более близкие к нам времена, будучи безграмотными, вместо подписи ставили крестик.

В 1154 году после смерти своего старшего брата, Изяслава, Ростислав должен был покинуть Смоленск, чтобы принять бремя великокняжеской власти. При этом он отнюдь не стремился к единоличной власти, и первое время княжил в Киеве совместно со своим дядей, Вячеславом Владимировичем, а после его смерти – уже самостоятельно. Ростислав стал великим князем по закону. Другие князья – суздальский Юрий Долгорукий и черниговский Изяслав Давыдович – великокняжеский престол воспринимали как желанную добычу и стремились добыть ее силой. Ростислав без сожаления оставил Киев и, надо полагать, к радости смолян, вернулся домой. Но киевляне уже успели почувствовать силу обаяния Ростислава, и, когда Изяслав Черниговский в 1159 году был разбит, они просили смоленского князя вернуться и править ими.

Ростислав Мстиславич оказался перед дилеммой. С одной стороны, ему вовсе не хотелось покидать своих смолян, а с другой, он обязан был принять наследственную власть. Князь поступил следующим образом: предварительно отправил в Киев послов от смолян и новгородцев, которые (небывалый случай!) также считали Ростислава своим. Поехали не бояре, а простые земцы. Смолян возглавлял Иван Ручечник, новгородцев – Якун. Они должны были выяснить, на каких условиях киевляне приглашают к себе князя и не станет ли он, получив высшую власть, врагом Новгорода и Смоленска. Получив заверения в мире и дружбе, они согласились отпустить князя. И не прогадали. Когда новгородцы поссорились с княжившим у них сыном Ростислава, Святославом, и прогнали его прочь, князь в 1167 году поехал на север, и отнюдь не с карательной миссией, а чтобы примирить спорщиков.

Но сразу попасть в Новгород князю не удалось: смоляне, узнав, что он окажется на их земле, выехали навстречу и упросили его заехать в Смоленск. Отказаться Ростислав никак не мог и, как оказалось, зря. Уже в Смоленске он почувствовал легкое недомогание. В Торопце ему стало настолько нехорошо, что князь уже не смог доехать до Новгорода. Все же он вызвал сюда сына, новгородских и смоленских послов. Великий князь провел трехсторонние переговоры и не только примирил новгородцев со Святославом, но и добился взаимных обещаний смолян и новгородцев жить в мире. Впрочем, это был не первый впечатляющий успех знаменитого миротворца – еще раньше он заключил мирный договор с извечными врагами киевлян – половцами. Этот мир мог бы быть долговременным и очень прочным, если бы великим князем оставался Ростислав Мстиславич. Но, увы, срок его земной жизни подходил к концу: он так и не доехал из Торопца в Киев и умер по дороге в селе Зарубы. Тело его привезли в Киев и похоронили с большими почестями. Память об этом великом человеке не увековечена, насколько известно, ни в Смоленске, ни в столице «незалежной» Украины, а потому мало кто из наших современников помнит о нем.

Еще одним важным делом князя была попытка примирения Мономаховичей и Ольговичей: он женил сына Романа на Марии, дочери черниговского князя Святослава Ольговича. Свадьба имела большое политическое значение, говорят богатые, а главное символические дары, преподнесенные Ростиславом черниговскому князю. Летописец подробно их перечислил. Кроме мехов он подарил ему пардуса и коня, на котором было седло, окованное золотом. Обычно историки поясняют, что пардус – это гепард, охотничье животное. Это не совсем верно. Пардус – это вообще большая дикая хищная кошка. Это мог быть любой пардус – как гепард, так и леопард.

Гепард – это древнейший символ русских воинов, «тотемный» зверь русов. Его изображения есть и в святилищах Малой Азии (Чатал-Хююк), и на барельефах православных храмов во Владимире, и на современном гербе этого древнего русского города, где, впрочем, он более похож на странного льва. То же и с конем – это не просто скакун для князя, но древний символ связи с предками (в таком качестве его изображали на этрусских фресках и на крышах русских изб). Об этом забывают наши историки, но Святослав Ольгович знал и был весьма польщен такими подарками.

Но вернемся к его незадачливому тестю. Важно отметить, что миролюбие – это вовсе не признак слабости характера. Наоборот, без умения настоять на своем невозможно примирить врагов. Сын Ростислава, согласно летописи, был высок, плечист, красив, незлобив, но ему не хватало мудрости отца, его твердости. Уступчивый по натуре, Роман оказался заложником обстоятельств. Он выступал то на стороне Мономаховичей, то Ольговичей, пренебрегая собственными интересами. Мало того, вместе с Андреем Боголюбским он напал на Новгород, за что был «награжден» великим киевским престолом, принадлежавшим ему по праву! Когда же Роман отказался выдать Андрею киевских бояр, заподозренных в заговоре, то Боголюбский попросту прогнал бывшего союзника обратно в Смоленск. После убийства Андрея Боголюбского он вновь занял отчий престол, но его постигла неудача.

В 1176 году князь Роман Ростиславич организовал крупный поход против половцев (ранее с ними был заключен «вечный мир»), но его войско было разгромлено. После этого позора он покинул Киев и уехал в Смоленск. В Киеве стал княжить его тесть – Святослав Ольгович. Роману не сиделось на месте: он пытался править то Новгородом, то Смоленском, но не снискал уважения ни одних горожан, ни других. В 1180 году, перед кончиной, он раздал все имущество смолянам, чем несколько смягчил их. В знак уважения жители Смоленска организовали похороны князя, тело положили в каменную гробницу, установленную в храме Богородицы. Увы, одних лишь добрых намерений оказалось явно недостаточно, Роман вызывал у смолян чувство жалости, но не уважения. Совсем иными были его братья – Давыд и Рюрик. Они заслуживают памяти и отдельного рассказа.

Сообщение Ростислав Мстиславич – миротворец на киевском престоле появились сначала на Записки историка.

Полоцкая земля виделась соседним народам желанной добычей. Если говорить о раннем Средневековье, то речь пойдет о скандинавских варягах, приплывавших в ладьях из Швеции, с Готланда, из Дании и Норвегии, и о киевских князьях, приходивших посуху. Варяги, как известно, жили в Старой Ладоге и Новгороде. Отсюда они добрались и до «Полтеска» – Старого Полоцка. Скандинавы Аскольд и Дир, завладевшие Киевом, посылали сюда свои войска. В Никоновской летописи под 865 годом говорится, что Аскольд и Дир «воеваша … полочанъ и много зла сытворица».

Бодрич Рюрик, получив власть над Новгородом, также поспешил укрепиться в Полоцке. О чем также сказано в «Повести временных лет»: «И раздал мужам своим волости, оному Полътескъ, оному Ростовъ, другому Белоозеро». Возможно, именно Полоцк стал причиной смерти Аскольда и Дира, когда в 882 году князь Олег Вещий с дружиной выступил из Новгорода на юг, в Низовье. Сначала он пришел к городу Гнездову (неподалеку от Смоленска), перетащил по волоку ладьи через Днепр и так добрался до города Любеча в Черниговском княжестве.

С этого времени практически все восточные славяне оказались под властью русского Киева. Так, в 907 году ладьи полочан приняли участие в походе Олега Вещего на Византию. Известно, что греки, выплачивая дань победителям, часть ее выделили особо – «на Полтесг». Невозможно представить, чтобы в иные времена могучая Византия стала бы делиться добром с диким лесным племенем, которое к тому же не отличалось ни храбростью, ни воинственностью. Белорусы обрели славу непобедимых воинов только под началом русского князя Олега. Но вот умер Олег, к власти пришел подросший Игорь, и летописи надолго – до 980 года – забывают о Полоцке и полочанах. Особо сожалеть об этом не приходится, ведь история почти ничего не сообщает о мирной и счастливой жизни людей, ее интересуют лишь события чрезвычайные, а это, как правило, кровавые войны.

А случилось вот что. Князь Святослав поделил русские земли между тремя сыновьями: двумя законными, Ярополком и Олегом, и одним незаконным – Владимиром. Сын ключницы Малуши, Владимир был одарен отцом более чем щедро – получил в удел Великий Новгород. Но люди постоянно помнили о незаконном происхождении Владимира, называя его сыном рабыни. Подчас великие люди совершают и великие проступки. Многое можно оправдать, сославшись на жестокие нравы древности, на суровую необходимость власти применять силу к непокорным. Многое, но не все.

Владимир прознал о гибели Олега и решил, что это Ярополк убил брата и бежал к варягам. Там он набрал среди чужеземцев боевую дружину и вернулся в Новгород. Движимый праведным гневом, он должен был бы поспешить в Киев, чтобы покарать братоубийцу Ярополка (как позже выяснилось, убийства никакого не было, произошел лишь несчастный случай), но внезапно решил жениться на полоцкой княжне, которая была уже обещана его брату Ярополку! Позже историки объясняли это странное и внезапное желание необходимостью будущему князю иметь законную жену княжеского рода. Думается все же, что захватить престол Владимир мог и будучи холостым. Как бы то ни было, но князь, пока еще новгородский, отправил в Полоцк «сватов».

В это время там правил князь Рогволод (его имя означает буквально – «Владеющий рогом». Имеется в виду, конечно, не рог изобилия, а место, на котором был возведен город). Летописец сообщает, что он прибыл на берега Западной Двины из-за моря. Если вспомнить, что бодрич Рюрик также был «заморским» князем, то можно предположить, что Рогволод и Рюрик – русские князья родом из Западной Балтии. У Рогволода было двое сыновей и красавица дочь Рогнеда. Новгородский князь через послов потребовал ее себе в жены. Полоцкий владыка обратился к дочери с вопросом, не хочет ли она взять в мужья Владимира? Она ответила кратко и внятно, и ответ ее, благодаря упоминанию в летописи, широко известен: «Не хочу розути робичича … Ярополка хочу». Поясним: покорная жена, по обычаю, должна была снимать сапоги с мужа. «Робичич» – сын рабыни. Ярополк – старший законный сын князя Святослава.

Не известно, что именно вызвало большую ярость Владимира: отказ ли Рогнеды, упоминание ли о его низкородстве или то, что полоцкая княжна предпочла ему Ярополка, в котором он видел братоубийцу. Во всяком случае, последствия его гнева были ужасны: варяги Владимира штурмом взяли Полоцк, разграбили славянский город, сожгли детинец и посад. Сам же князь убил ни в чем неповинных Рогволода и его сыновей, а дочь взял силой и увез в Киев. Надо ли объяснять, что Рогнеда, мягко говоря, не питала любви к убийце своего отца. Однако, как бы то ни было, вскоре у них родился сын, нареченный Изяславом, будущий основоположник полоцкой династии. Мальчик вырос в Киеве, часто был свидетелем жестокого обращения отца с Рогнедой и люто ненавидел его и его мать.

Таким образом, сын рабыни получил огромную власть. Летописец упрекает великого князя в патологическом «женолюбии». Отметим, что Владимир, требуя в жены Рогнеду, был женат и имел сына Вышеслава. Изяслав был вторым, не говоря о еще десяти «законных» отпрысках. Летопись сообщает, что при разделе земель Владимир отправил Вышеслава править в Новгород, а Изяслава – в Полоцк (сожженный).

Бунт сына против отца был, но вряд ли Владимир оставил подле себя Рогнеду и Изяслава, скорее, отослал обоих восвояси. Об этом говорят следующие факты. В Полоцкой земле, на водоразделе между бассейнами Немана и Днепра (у реки Березины), в Х столетии возник город Изяславль. Его основание связано с именем полоцкого князя Изяслава сына Рогнеды и Владимира I. При Изяславе был отстроен и Полоцк.

Неподалеку от древнего города Изяславля (современный город Заславль) есть городище Замочек, где находится могила Рогнеды. Добавим к этому, что Рогнеда умерла в 1000 году, а ее сын скончался ровно через год. Спустя два года последовала новая смерть – умер внук Рогнеды – Всеслав. А вот другому потомку Рогнеды – сыну Изяслава, князю Брячиславу, предстояло прожить долгую и богатую событиями жизнь.

Сообщение Владимир I Святославич и Рогнеда Рогволодовна появились сначала на Записки историка.

Рязанская земля тянулась длинной полосой от верховьев Дона на западе до устья реки Пры — левого притока Оки — на востоке. Ее северной границей была Ока, по левому берегу которой, вплоть до устья реки Цны, лежали владения московских князей. Южная граница рязанских земель была весьма неопределенной и отходила на 100—150 километров от Оки в сторону Дикого поля. Природные условия рязанской земли были благоприятными для земледелия. Здесь имелись большие массивы плодородных земель. Реки в изобилии давали рыбу, а леса — мед диких пчел. Главной дорогой края была Ока. Ее левые притоки (Москва-река, Лопасня, Нара, Протва) связывали рязанское княжество с московскими и смоленскими землями. Ока имела и большое военно-стратегическое значение как серьезная преграда на пути степняков во внутренние районы страны. Через рязанское княжество шла торная дорога в Орду, которой пользовались все русские князья.

В домонгольский период земли в верхнем и среднем течении Оки принадлежали черниговским князьям. После выделения самостоятельного Муромо-Рязанского княжества в середине XII столетия здесь стали править потомки князя Ярослава — младшего сына Святослава Ярославича Черниговского, одного из трех Ярославичей.

История Рязанского княжества в XIV—XV веках очень слабо освещена источниками. Однако ясно, что само географическое положение княжества ставило его под удар степняков с юга и московских князей — с севера. Укрепляя свою южную границу, московские Даниловичи в первой половине ХIII столетия отняли у рязанских князей Коломну и некоторые волости по левому берегу Оки. Распад Золотой Орды, начавшийся в середине XIV века, выразился в фактической самостоятельности некоторых татарских «царевичей». Они захватывали целые области в Среднем Поволжье, свершали набеги. Противодействие этому «степному пиратству» стала постоянной заботой рязанских князей. Особенно отличился на этом поприще самый известный рязанский правитель той эпохи князь Олег Иванович.

Начало вооруженной борьбы за спасение русских земель от ордынского ига в 70-е гг. XIV столетия поставило Олега Рязанского в крайне сложное положение. Его многострадальное княжество оказалось посередине. Приняв сторону Москвы, он навлекал на Рязань нашествие татар; заключив союз с татарами, он не только терял свое доброе имя, но и ставил Рязань под удар московских войск. В поисках выхода Олег пробовал вести гибкую политику, фактически сохраняя нейтралитет, но при этом уверяя в своей лояльности обе конфликтующие стороны. Одновременно Олег установил союзнические отношения с князем Литовским Ягайло.

Несмотря на все усилия Олега, его владения подверглись разгрому и от Мамая (1378), и во время нашествия Тохтамыша (1382), а затем были опустошены воеводами Дмитрия Донского. Казалось, что Рязанское княжество разорено дотла. Однако оно воскресло, как Феникс из пепла. В 1385 году князь Олег отомстил Дмитрию Донскому. Рязанские войска неожиданным ударом захватили Коломну. Посланное на них войско во главе с Владимиром Храбрым не добилось успеха. Дело принимало плохой для Москвы оборот. И только благодаря посредничеству знаменитого игумена Сергия Радонежского Олег согласился заключить мир с Дмитрием. Залогом добрососедства стала женитьба старшего сына князя Олега на дочери Дмитрия Донского. С этого времени Рязань никогда больше не воевала с Москвой, а потомки Олега признавали себя «младшими братьями» великого князя Московского. В 90-е гг. ХIV столетия князь Олег занялся борьбой с новым правителем Литвы великим князем Витовтом, который развернул наступление на русские земли.

Политическая стратегия Рязани всегда отличалась здравомыслием. Рязанские князья с середины ХIV века присвоили себе титул «великих князей». Однако этот титул утверждал лишь безусловную власть старшего в княжеской семье. Они никогда не домогались ярлыка на княжение во Владимире, не стремились стать во главе объединительного движения. Само географическое положение Рязани предопределило ее историческую судьбу: самоотверженно служить передним краем обороны Руси от татар, а когда настанет время, безропотно сложить свою отцветшую независимость к ногам объединившей Русь Москвы.

После кончины князя Олега Ивановича (1402) Рязанское княжество как бы уходит в тень истории. Правившие здесь потомки Олега заняли позицию выжидательного нейтралитета в московской смуте времен Василия Темного. Крепнут династические связи Рязани с Москвой. Рано осиротевший рязанский князь Василий Иванович по завещанию отца воспитывался в Москве при дворе Василия Темного. Несколько лет Рязанью управляли московские наместники. Достигнув совершеннолетия, Василий получил рязанский трон и женился на княжне Анне — любимой сестре «государя всея Руси» Ивана III.

Московское правительство долго сохраняло формальную независимость Рязанского княжества, разглядывая его как своего рода «буферную зону» в отношениях с беспокойным степным миром. И только неловкие попытки князя Ивана Ивановича уйти из-под тягостной опеки Москвы заставили Василия III в 1521 году включить эти земли в состав своих владений.

Сообщение Рязанское княжество появились сначала на Записки историка.

Как и другие раннесредневековые государства Европы, Древняя Русь в политическом отношении была образованием довольно непрочным. Ее единство напрямую зависело от способности правившего в Киеве князя удерживать контроль над его сородичами-князьями и дружинной аристократии. Киевский князь был не самодержавным монархом, а лишь первенствовал в правящем семействе и к тому же вынужден был считаться с мнением собственной дружины. Церковь призывала всех этих людей к осознанию религиозной ответственности за единство и благоденствие страны. Однако большее впечатление на них производила военная сила киевского правителя и его желание учитывать их интересы. Пока шло освоение государством огромных и не всегда дружественных просторов Восточной Европы, пока княжеский род (как и весь правящий класс) был не очень многочислен, но при этом мобилен и спаян общими целями внутренней и внешней политики, киевским князьям удавалось играть ключевую роль в делах Руси. Однако жизнь не стояла на месте, и постепенно стали накапливаться факторы, ослаблявшие политический центр Древнерусского государства.

Важнейшим элементом политической культуры этого времени было представление о родовом характере власти Рюриковичей над Русью. Это означало, что любой представитель династии имел право на управление частью державы. Долгое время это право реализовывалось через систему своеобразного наместничества: каждый член княжеской семьи получал от киевского князя какую-либо волость, но не в собственность с правом передачи своим наследникам, а лишь на то время, пока не освободится более значимый княжеский «стол». Когда это случалось, князь отдавал свой надел очередному младшему сородичу и навсегда покидал прежнее место. Большую часть доходов со своей волости каждый князь должен был отправлять в Киев. В XI столетии княжеская семья начала быстро разрастаться, что само по себе создавало угрозу и старой системе княжеского владения, и единству Руси. Счет старшинства все более запутывался, князья начинали конфликтовать между собой за важнейшие волости. В последней трети XI века конфликт вышел наружу и привел к череде междоусобных войн. В этой борьбе зародилась новая политическая идея — о закреплении земель за различными ветвями правящего рода в качестве «вотчин», наследуемых владений.

Пример такого «вотчинного» владения уже давно показывали, державшиеся особняком полоцкие князья — потомки Изяслава, сына Владимира Святого. Но в качестве принципа существования всего княжеского «дома» эта идея была впервые провозглашена на Любечском съезде 1097 года и после этого начала постепенно воплощаться в жизнь.

Рост княжеских семейств был важным центробежным фактором, но само по себе это вряд ли привело бы к столь масштабным последствиям, как распад государства. Дело было еще и в том, что князей в их стремлении обрести себе постоянные «столы» поддерживали значительные массы дружинной знати и местных элит, возглавлявших городские общины. В условиях экономического укрепления регионов и возникновения в них сравнительно эффективных систем управления, каждая земля стала чувствовать себя самодостаточным мирком, способным прожить без политической поддержки Киева, и начинала все более тяготиться обременительными выплатами дани столичному князю. Усиливающиеся города, уставшие от частых перемен на своих «столах», видели в появлении местных династий не только финансовые выгоды, но и путь к внутренней стабильности и предсказуемости власти. Играло свою роль и то, что если раньше княжеские «мужи» получали средства к существованию лишь «из руки» своего князя, который делился с ними частью военной добычи и доходов (в том числе передавая им «в кормление» различные должности), то теперь, где-то со второй половины XI века, у некоторых из них начали появляться «села» — феодальные вотчины. И хотя этот процесс только обозначился, обладание «селами» в той или иной земле было для княжеского дружинника лишним аргументом осесть в ней навсегда.

Сепаратизму регионов способствовало и то, что при отсутствии значимых торговых связей между ними (за некоторыми исключениями, касавшимися, главным образом, Новгородской земли) стержневая экономическая «скрепа» Руси — путь «из варяг и греки» — к концу XI века сильно ослабла. Произошло это под напором половцев, парализовавших причерноморский участок пути и, таким образом, умаливших роль киевского князя, как гаранта международной торговли между Балтикой и Средиземноморьем. Решительные победы русских князей над половцами в начале XII века надолго избавили Русь от новых набегов, но все же не привели к восстановлению безопасного пути «из варяг в греки». Парадоксальным образом, эти победы даже способствовали дальнейшей политической дезинтеграции Руси. Теперь у князей пропал общий внешний враг, а значит и необходимость преодолевать внутренние противоречия ради борьбы с ним (как это было еще при киевских князьях Святополке Изяславиче и Владимире Мономахе).

Важную роль в поддержании целостности страны в прежнее время играло культурное и церковно-конфессиональное единство большинства населения Руси (древнерусской народности). Однако при политическом дроблении этот фактор оказался почти выключенным из числа сил, противодействовавших распаду. Продолжала свое существование единая русская митрополия с центром в Киеве (попытки ее расколоть последовали позже). Вера людей и их образ жизни оставались прежними. Политические катаклизмы мало затрагивали привычный общественный уклад и правовую систему. Ни один из князей не стремился добиться культурной «инакости» своей земли или ограничивать контакты с другими землями (с которыми он, как правило, был связан теснейшими династическими и политическими узами). Среди книжных людей сохранялось живое представление об историческом единстве Руси. Распад государства не вел к автоматическому распаду страны как этнокультурной общности и потому воспринимался культурной элитой не так остро.

Произошедшее во второй трети XII века не было результатом злого умысла каких-либо внутренних или внешних сил, а лишь отразило общественно-политическую реальность, возникшую к началу того столетия. Эта реальность продолжала меняться и далее, и раздробленность в своем историческом развитии прошла ряд качественно отличных этапов. Первый из них продлился около века и завершился с нашествием монголов на рубеже 30—40-х годов XIII века.

Первое столетие раздробленности было более или менее благополучным временем в истории Руси (по крайней мере до начала XIII в.). Выделившиеся из состава Древнерусского государства «земли» оказались крупными и относительно стабильными образованиями, не сразу затронутыми дальнейшим дроблением. Их потенциала вначале хватало для быстрого и успешного внутреннего развития. Хозяйственный подъем охватил даже те регионы, которые прежде отставали. Продолжилась эволюция и усложнение социальной структуры и политических институтов. В мировоззрении общества все больше укреплялись позиции христианства. Много нового и интересного возникало в культуре. Раздробленность породила и горькие плоды. Немалый ущерб несли княжеские войны, нередко проходившие с участием кочевников. Особенно от усобиц страдали Киев и Киевская земля — главное «яблоко раздора» этого времени. В условиях децентрализации и княжеских ссор падали военный потенциал страны и ее обороноспособность. Итог этому подспудному процессу подвели трагические события XIII века. С трудом остановив натиск крестоносцев с запада, Русь оказалась порабощена монголами.

Сообщение Причины и характер раздробленности Руси в X—XIII веках появились сначала на Записки историка.

После гибели князя Юрия, на княжеский престол Москвы вступил его младший брат — Иван Данилович по прозвищу Калита (1325—1340). Историки не зря называют Ивана Калиту — «основатель процветания Москвы». Действительно, он очень много сделал для своего родного города.

В княжение Юрия, постоянно находившегося в дальних походах, московская земля страдала от безвластия. На дорогах хозяйничали шайки разбойников, бояре чинили произвол и беззаконие, а еретики открыто насмехались над Священным писанием. Иван Калита, по словам летописца, «избавил землю русскую от воров и от разбойников». Суровыми мерами он заставил аристократию уважать закон и исполнять свои обязанности. Еретики притихли, испугавшись тяжелой руки правителя. Поставив делом своей жизни добиться возвышения Москвы, Иван Калита убеждал главу русской церкви митрополита Петра перенести сюда свою резиденцию. Князь не жалел средств для строительства новых храмов и монастырей. По совету митрополита он выстроил в Кремле собор в честь Успения Божьей Матери. После кончины (1326 г.) митрополит Петр был похоронен в московском Успенском соборе. Вскоре он стал почитаться как святой. Помимо Успенского собора по поведению Ивана Калиты было возведено в Кремле еще три каменных храма, а также дворец для митрополита. Завершением строительных работ стала постройка новой деревянной крепости в 1339 году.

Обездоленные, разоренные татарским набегами и княжеским усобицами, люди со всех концов страны тянулись в Москву. Здесь они находили приют и кусок хлеба. Князь Иван раздавал много милостыни нищим. С этой целью он всегда носил на поясе большой кошель — «калиту». Отсюда родилось прозвище — Иван Калита. Впрочем, источники знают и другое его прозвище, раскрывающее смысл первого, — Иван Добрый. Краеугольным камнем внешней политики Ивана Калиты стало стремление любой ценой сохранить мир. Летописцы рассказывают, что с началом его правления на Руси наступила «великая тишина» и прекратились татарские набеги. В этих условиях быстро поднимается экономика, увеличивается численность населения.

Путь к этой «великой тишине» был нелегким. Тверские князья мечтали о покорении Москвы. Однако судьба готовила им сокрушительный удар. Летом 1327 года в Твери находился большой татарский отряд. Не выдержав оскорблений от чужеземцев, тверичи взялись за оружие и перебили незваных гостей. Узнав об этом, хан Узбек приказал всем русским князьям принять участие в карательной экспедиции на Тверь. Иван Калита не мог уклониться от исполнения этого приказа. Он ходил с татарами на Тверь и вскоре получил ярлык на престол во Владимире.

Понимая, что только мир с Ордой может спасти Москву и всю Русь от новых погромов, Иван Калита часто ездил к ханскому двору, вовремя платил дань, не жалел денег на богатые подарки хану и его приближенным. Как и любой правитель, Иван не упускал случая расширить свои владения. Находясь в Орде, он купил у хана право на управление тремя большими, но совершенно разорившимися областями. Центрами этих областей были Углич, Галич Костромской и Белоозеро. Вероятно, Иван Калита присоединил к Москве не только эти территории. Не случайно уже близкие потомки называли его «собирателем земли Русской».

Князь много внимания уделял воспитанию трех своих сыновей — Семена, Ивана и Андрея. Они оказались достойными своего великого отца. Между братьями случались споры, но не возникло той непримиримой вражды, которая стала причиной упадка многих могущественных княжеских домов. Князь Семен твердой рукой продолжил дело отца. Несмотря на происки соперников, он сохранил титул князя Владимирского. Семен сумел убедить в своей преданности нового хана Джанибека (1341—1357). Опираясь на поддержку Орды, Семен дал отпор натиску с запада, где в это время быстро усиливается молодое Литовское государство. Смелый до дерзости, беспощадный к врагам, князь Семен вошел в историю с прозвищем Гордый. В середине ХIV столетия русские земли (как и всю Европу) опустошала страшная эпидемия «черной смерти» — бубонной чумы. Жертвой болезни стал и князь Семен, и все его дети. Власть перешла к другому сыну Ивана Калиты — князю Ивану Красному (1353—1359).

Иван продолжил дело отца и брата. При нем сохранялась «великая тишина» и не было татарских набегов на русские земли. Однако, как правитель, Иван все же был слабее своих предшественников. При нем литовцы сильно потеснили московские «сферы влияния», а внутри московского боярства возник острый конфликт, вызвавший отъезд части бояр в Рязань.

Сообщение Иван Калита — собиратель земли Русской появились сначала на Записки историка.

Королева Франции изменила жизнь всей Европы XI столетия. Ко двору короля Франции Анна привезла не только роскошное приданое, но и грамоту, и культуру.

Интересно, знают ли современные французы о том, что такие национальные черты, как уважение к литературе и искусству, элегантность и изысканность, появились во Франции благодаря княжне Анне Ярославне?

Анна Ярославна, известная также как Анна Киевская родилась в 1024 году. Ее мать — шведская принцесса Ингигерда, отец — киевский князь Ярослав Мудрый. Она была племянницей святых Глеба и Бориса. Детство и юность княжны проходили в Киеве. Тогда в этом городе активно развивалась культурная и общественная жизнь: создавались школы, переводились и переписывались книги, открывались библиотеки. При княжеском дворе проходили вечера, на которые приглашали скоморохов, поэтов и музыкантов.

Киевская Русь была одним из самых могущественных и развитых государств мира. Княжна была очень красивая и имела прекрасное образование: разбиралась в политике, владела несколькими языками, прекрасно гарцевала на коне. Совсем не удивительно, что слава о красоте и уме юной княжны быстро покинула пределы Киевской Руси и дошла до самых отдаленных уголков Европы. К ней сватались многие правители.

Однако самым упорным оказался французский король Генрих I. Дважды получив отказ, его сваты только на третий раз привезли положительный ответ. После церемонии Анна подарила мужу Евангелие, которое она привезла из Киева. Оно было написано кириллицей. Все последующие французские монархи вплоть до 1793 года клялись именно на этой святой книге, скорее всего, не зная, что когда-то она принадлежала киевскому князю!

О своем будущем муже юная княжна знала совсем немного. Полна надежд, она уезжала в Париж. Анна мечтала о красивом городе и мужчине, которого полюбит всем сердцем, но реальная жизнь, увы, всегда далека от фантастических девичьих грез. Генрих I на то время был королем более 20 лет, а ему самому было уже за 40.

Своему королю Анна привезла драгоценнейший, как она считала, презент — книги, украшенные драгоценными камнями. Но правитель совсем не оценил такой жест, ведь правитель не знал грамоты и даже не умел читать. А под брачным контрактом вместо подписи король Франции поставил крестик!

Местные обычаи вызывали у Анны, мягко говоря, недоумение. Париж того времени был настоящей провинцией, по сравнению с Киевом. Грамотой владели только священники. Среди французов, было, принято есть руками и даже при дворе никто не имел привычки мыться. Анна часто писала грустные письма отцу и каждое утро просыпалась только с одной мыслью: «Домой!»

Но ни одним жестом или словом Анна не показала, насколько ей хотелось на родину. Набравшись терпения, королева научила писать и читать сначала короля, а потом и всех, кто был при дворе. Она учила французов ходить в баню и пользоваться столовыми приборами.

Королева Анна легко завоевывала благосклонность любого собеседника, а когда она подарила Генриху троих замечательных сыновей, в том числе и наследника престола, признать ее настоящей королевой были вынуждены все, даже недоброжелатели. Здесь, в Европе, Анна Ярославна распространяла традиции своей родины: любовь к культуре, искусству, образованию.

После смерти Генриха I до совершеннолетия их сына Филиппа, Анна взяла на себя королевские дела. Но, будучи, прежде всего, обычной женщиной, она умела любить и страдать. Влюбленный в королеву красавец граф Рауль де Валуа бросил ради нее свою жену, но она не могла согласиться на эти отношения, ведь в таком случае потеряла бы право влиять на государственные дела и статус королевы.

Но Рауль де Валуа не отступил от своей цели. Он похитил королеву, привез ее в церковь и, угрожая священнику, заставил его обвенчать их. Их отношения немного похожи на Ромео и Джульетту, но в отличие от юных влюбленных, Анна и Рауль были известными государственными деятелями. Законная жена Рауля не стала терпеть такого позора и обратилась к Папе Римскому с тем, чтобы он отлучил Рауля от церкви и признал брак ее мужа с Анной недействительным. Королева понимала, что такой конфликт способен расколоть страну и поэтому приняла решение не слушать Папу Римского. Она переехала в поместье де Валуа, а все полномочия и государственные дела передала Филиппу. Вообще она вела себя достаточно нестандартно для того времени. По традиции вдова короля должна была уйти в монастырь или остаться возле сына. Но Анна избрала другой путь: она пошла по зову своего сердца.

Счастье Рауля и Анны длилось почти 10 лет, после чего мужчина скончался. После его смерти, такой же неожиданной, как и первого ее мужа, Анна вернулась ко двору и до конца своей жизни помогала сыну, занимаясь просветительской деятельностью и строительством церквей.

Именно с легкой руки Анны Киевской и началось развитие могущественной европейской державы — Франции. Ее по сей день почитают как бескорыстную, настойчивую и решительную правительницу, которая значительно повлияла на ход истории.

Сообщение Анна Ярославна — королева Франции появились сначала на Записки историка.

Северо-Восточная Русь — будущая Суздальская земля — долгое время оставалась дальней окраиной Древнерусского государства. Историческим центром края был город Ростов. Киевские князья редко посылали туда своих сыновей на княжение, обычно используя для управления территорией посадников бояр и дружину. Не обладая большими запасами плодородной земли и не отличаясь слишком благоприятным для сельского хозяйства климатом, Ростовская волость в то же время была богата лесом, мехом, воском, медом, рыбой, железной рудой и, главное, лежала на большом международном торговом пути из Балтики на Восток. К тому же она была удалена от Степи с ее постоянной угрозой нападения кочевников. Все это привело в XI столетии к активной колонизации края. Владимир Мономах начал посылать на давно уже пустовавший ростовский «стол» наместниками своих сыновей. Где-то в начале XII века он определил туда Юрия, вошедшего в историю с прозванием Долгорукий (ранняя форма — «Долгие Рукы»). Именно в годы его длительного княжения земля, получившая свое название по новой княжеской резиденции — городу Суздаль, превратилась в самостоятельное и притом одно из самых мощных политических образований на территории страны.

Всю жизнь мечтавший о Киеве и много воевавший для достижения этой цели, Юрий тем не менее деятельно заботился об укреплении доставшейся ему волости. По его приказу возводились новые крепости, которые должны были защитить землю от нападений со стороны соседей-единоплеменников. Так появились Кснятин, Дмитров, Юрьев, Москва и другие городки. Юрий оценил возможности, которые открывал хотя бы частичный контроль над северным соседом — Новгородом, и опасности, возникавшие в том случае, если на княжение там садился недруг. С этого времени новгородский вектор станет одним из главных в политике князей Суздальской земли. Наметил Юрий и другую линию суздальской политики — стремление доминировать на пространстве южного соседа, каким была Муромо-Рязанская земля. Активная общерусская политика и градостроительная деятельность требовали от Юрия мобилизации ресурсов своей земли. К сожалению, почти не сохранилось данных, чтобы судить о том, как к этим действиям относились ростовские и суздальские бояре, привыкшие, как полагают, в прежние времена чувствовать себя полными хозяевами края. Но после кончины Юрия, при решении вопроса, кому из его сыновей наследовать землю, последнее слово осталось именно за ними. Более ясной предстает другая грань политической жизни Суздаля при Юрии.

Имея несколько взрослых сыновей, он неохотно выделял им волости внутри своей земли, а чаще искал их на Юге — в Киевской, Переяславской и даже Черниговской землях. В этом проявлялось явное стремление Юрия уберечь Суздалыцину от внутреннего дробления (к подобному же методу сохранения единства «отчины» прибегали в XII веке и западные соседи суздальских князей — правители Смоленска). В 1157 году Юрий умер, сумев за два года до того утвердиться на киевском престоле (с третьей попытки). Князем в Суздальской земле после него стал его сын Андрей Боголюбский (1157— 1174).

Он продолжил многие начинания отца: привел к вассальной зависимости князей Мурома и Рязани, старался (не всегда успешно) подчинить своему влиянию Новгород. Что же касается Киева, то тут в политике Андрея появились совершенно новые мотивы. Как и отец, он старался упрочить свое влияние на Юге, но сам Киев ему уже нужен не был. Завоевав его в 1169 году, он не стал садиться там на княжение, а киевских князей пытался держать на положении вассалов. Одновременно Андрей стремился превратить свой стольный Владимир-на-Клязьме (куда он перенес столицу из Суздаля) в «новый Киев» и отстраивал его со столичной изысканностью. Во Владимире появились каменные храмы и иные здания, которые повторяли аналогичные постройки «матери городов русских». Владимирские книжники (к которым, вероятно, относился и сам князь) искали в возвышении города глубокий сакральный смысл. Андрей попытался даже учредить во Владимире новую митрополичью кафедру, но константинопольский патриарх (которому в церковном отношении подчинялась Русь) «двоить» русскую митрополию не захотел.

Будучи одним из самых могущественных правителей на Руси, Андрей нередко привлекал для достижения целей своей общерусской политики князей из других земель. Дальновидным был и внутриполитический курс суздальского правителя. Он не делил свою землю на волости и в этом смысле пошел гораздо дальше отца, выслав в 1162 году за пределы Суздальщины нескольких своих братьев и племянников, а также «передних» мужей Юрия. По словам летописца, сделал он это, желая «самовластием были всей Суждальской земли». Действительно, политическая программа князя заключалась в укреплении личной власти, решительном возвышении ее не только над знатью, но и над княжеской традицией родового владения «вотчиной».

Погиб Андрей в результате дворцового заговора. Случилось это в его резиденции Боголюбово под Владимиром (по которой он и получил свое прозвище). Не исключено, что к этому покушению были причастны недовольные «самовластной» политикой Андрея бояре. После смерти Андрея «ростовци и суждальцы, переяславци, и вся дружина от мала до велика» пригласили на престол некогда изгнанных Андреем сыновей его брата Ростислава — Мстислава и Ярополка. Ростовское и суздальское боярство поступило так в надежде, что Ростиславичи станут послушными орудиями в его руках. Однако попытка ослабить княжескую власть не удалась из-за позиции «младших» городов во главе с Владимиром, которые были недовольны диктатом «старших» Ростова и Суздаля. Они поддержали претензии на власть братьев Андрея — Михалки и Всеволода, не без основания видя в них продолжателей его политики. Как полагают, позицию «младших» городов могли разделять и торгово-ремесленные общины городов «старших» (например, Суздаля). Смута продолжалась три года и завершилась только в 1177 году, когда Всеволод (уже вокняжившийся к этому времени во Владимире после смерти Михалки) со своими владимирцами разгромил под Юрьевым ростовскую дружину и приведенного ею на поле боя Мстислава Ростиславича. С боярской фрондой было покончено. В Суздальской земле еще более укрепилась тенденция к усилению княжеской власти.

Всеволод, из-за многочисленного потомства получивший впоследствии прозвище Большое (Великое) Гнездо, в годы своего правления (1176—1212) продолжил политику отца и брата. Он сохранил влияние за пределами своего княжества (включая Муромскую и Рязанскую земли, а также Переяславль Южный), добился гораздо более прочных политических результатов в Новгороде, где часто сидели его ставленники, а также в течение нескольких лет оказывал покровительство далекому Галичу. На время Всеволодова княжения пришелся наибольший экономический, политический и культурный расцвет Суздальской земли. Всеволод начал титуловать себя «великим князем», и этот титул закрепился за его преемниками на владимирском престоле. «Великому княжению Владимирскому», оформившемуся именно при Всеволоде, несмотря на все грядущие испытания, будет уготована долгая историческая жизнь. Оно прямо передаст эстафету Москве, князья которой станут искать в эпохе суздальских Юрьевичей и образцы для подражания, и полезные политические идеи (как, например, идею «нового Киева»).

Сообщение Суздальское княжество появились сначала на Записки историка.

Со смертью Всеволода Большое Гнездо сила его державы пошла на убыль. Не захотев обижать детей и попирать вековые княжеские обычаи, он распределил свою землю между сыновьями. Не во всем довольные этим разделом, они довели дело до войны друг с другом, но после этого конфликта установилась новая форма правления, когда все потомки Всеволода признавали старшинство и авторитет великого князя, сидящего во Владимире. В их среде сохранялся идеал сильной княжеской власти, также со временем перешедший по наследству в Москву.

Совершенно иная — республиканская — политическая система сложилась в XII веке у северного соседа Суздалыцины — в Новгородской земле. Там княжеская власть отступила перед мощным объединением боярства и городов. Новгородская знать (в отличие от галицкой аристократии) не только смогла привлечь на свою сторону местные городские общины с их влиятельным торгово-ремесленным населением, но и обладала широким государственным взглядом на политическую жизнь. Забота о собственных интересах у нее обычно сочеталась с попечением о единстве и благоденствии всей земли. Такое положение вещей коренилось в главных особенностях общественно-политической жизни Новгорода, вызревавших не одно столетие. Усилия археологов и историков, предпринятые в последние десятилетия, позволили значительно лучше, чем прежде, представить происхождение и сущность Новгородской республики.

Новгород — один из древнейших центров страны — был столицей самой большой области Руси XII веке. Она простиралась далеко на север, и единственная имела прямые выходы к морям (Балтийскому и Белому). Из-за сложных природно-климатических условий Новгороду не хватало собственного хлеба (чем нередко пользовались князья, желавшие оказать на него давление), однако у него было много других богатств. Среди них самыми драгоценными были бескрайние леса, запасы меха и оживленные торговые пути, связывавшие Северную Европу со Средиземноморьем и Каспием. Все эти преимущества издревле использовались местными жителями, и неслучайно именно здесь возникло то раннегосударственное объединение, которое, по летописным сведениям, и призвало в IX веке Рюрика. Как полагают, уже тогда существовал влиятельный слой знати, заключивший с новым правителем «ряд» (договор). Этот «ряд», видимо, ограничивал власть князя в сфере контроля над доходами с земли, который так и остался в руках местной верхушки. Это заложило основу взаимоотношений новгородцев с князьями, и те даже в пору расцвета Древнерусского государства признавали за новгородскими мужами некоторые их старинные права. Возможно, эти права подтвердил Ярослав Мудрый, выдавший новгородцам особые грамоты, которые затем легли в основу новгородско-княжеских договоров эпохи раздробленности (древнейший такой договор дошел от 1264 г.).

Ослабление Древнерусского государства в последней трети XI века позволило новгородской знати еще больше расширить свои вольности. Она поставила под свой контроль движение земельной собственности в крае (со временем это приведет к тому, что князю будет запрещено не только единолично «раздавати» кому-либо новгородские волости, но и самому иметь здесь «села»).

Кроме того, с конца XI века новгородцы начали избирать на вече собственного посадника (раньше посадником являлся либо сам князь, присланный из Киева, либо его назначенец, т.е. посадник был представителем центральной власти). Достигнутые успехи уже в то время позволяли новгородцам не просто влиять на выбор князей-наместников, присылавшихся из Киева, но и делать это подчас в весьма резкой форме. К примеру, не желая видеть на своем «столе» сына киевского князя Святополка Изяславича, они заявили: «Аще ли две главе имееть сын твой, то пошли и (его)».

Очередной удар по позициям княжеской власти был нанесен в 1126 году. Воспользовавшись отсутствием правителя, новгородские мужи явочным порядком ввели у себя так называемый «сместной» (совместный) суд. Если раньше князь разбирал судебные дела сам (или поручал разбирательство своему человеку), то теперь он мог делать это только вместе с посадником, что на деле означало установление боярского контроля и над этой сферой княжеской деятельности в Новгороде.

Последний акт «новгородской революции» пришелся на 1136 год. Тогда по решению вече, в котором, кроме новгородцев, участвовали представители двух других важнейших городов земли — Пскова и Ладоги, был арестован, а затем выслан из города князь Всеволод Мстиславич. С этого времени новгородцы утвердили за собой «вольность в князьях» — право приглашать и изгонять их по решению вече. Правда, эта «вольность» не всегда была полной. Некоторые Рюриковичи, в буквальном смысле, навязывали себя или своих ставленников республике, а с середины XIII века право посылать в Новгород князя (по согласованию с вече) фактически закрепилось за великими князьями Владимирскими. Однако новгородцы умело играли на межкняжеских противоречиях и в любых сложных ситуациях твердо оберегали самое ценное свое политическое завоевание — систему ограничения княжеской власти. В результате князь в Новгороде превратился из правителя в должностное лицо, призванное исполнять положенные ему функции, — со своей дружиной оберегать землю от внутренних и внешних врагов (у республики постоянной армии не было), вместе с посадником распределять земли Новгорода в «кормление» новгородским «мужам», а также возглавлять систему «сместного» суда. По представлениям того времени, суд без князя не имел законной силы. К тому же новгородцам был нужен арбитр в их внутренних спорах.

Целям укрепления независимости Новгородской земли способствовало и то, что с 1156 года там стали сами избирать кандидата в епископы, который затем ехал на поставление к митрополиту в Киев. Это лишало киевского князя, обычно имевшего влияние на главу митрополии, возможности вмешиваться в дела республики по линии церковной власти. Политическая система Новгорода имела четкую структуру.

Во главе республики стояло боярство и находящаяся под его влиянием новгородская городская община. Высшим органом власти было новгородское вече. При решении важнейших вопросов учитывалось и мнение других городов земли (или как их называли — «пригородов»), где также происходили вечевые собрания. В вече, которое собиралось на площади у Софийского собора или на княжьем дворе, участвовали представители всех свободных семей города. Оно разбирало важнейшие вопросы государственной жизни, принимало решение о приглашении или изгнании князя, избирало руководителей республики. Таковыми являлись: посадник — главное должностное лицо Новгорода, тысяцкий — командир ополчения, а со второй половины XIII века еще и руководителя торгового суда, а также епископа, который, кроме своих основных духовных обязанностей, осуществлял и политические функции — хранил государственные печать и архив, участвовал в переговорах с соседями и удостоверял дипломатические акты.

Некоторые элементы, присущие новгородской политической системе, имелись и в других землях. Так, во многих городах знать или даже вече пытались влиять на кандидатуру будущего князя, а в Полоцке (где эта практика была особенно развита) имелось и ограничение княжеской власти в сфере суда. Тем не менее, только в Новгороде возникла законченная республиканская форма правления с присущей ей активной политической борьбой и частыми выборами. Главным объектом борьбы между боярскими семьями было посадничество (борьбы тем более острой, что в ведении посадника было распределение «кормлений»). Успех в этой борьбе в немалой степени зависел от позиции вече, в котором участвовали и простые горожане. Все это заставляло новгородское боярство учитывать интересы незнатных новгородцев, что придавало социально-политической системе республики дополнительную устойчивость. Так, свою часть от собираемых даней получало не только боярство, но и городские общины. Показательно, что когда с середины ХI века политический строй Новгорода стал эволюционировать в сторону боярской олигархии, внутренняя консолидация новгородского общества заметно ослабла.

Сообщение Правление в Новгороде в XII веке появились сначала на Записки историка.

Первые десятилетия раздробленности Древнерусского государства были ознаменованы быстрым экономическим развитием многих земель Руси.

В наибольшей степени переменами были затронуты города. Численность горожан росла — как за счет возникновения новых городов, так и из-за расширения старых (площадь некоторых из них в этот период выросла в 2—3 раза). Все больше поселений этого типа из небольших военно-политических центров с гарнизоном и редким ремесленным людом, мобилизованным для обслуживания дружины, превращались в цветущие центры ремесла и торговли. Изделия русских ремесленников этого времени отличались искусностью работы и высоким качеством. Нередко эти изделия по торговым путям попадали и в другие страны. Археологи свидетельствуют, что в XII столетии на Руси существовало более полусотни ремесленных специальностей. Наиболее сложные технологии использовались при обработке металлов (в частности, ювелирами), в производстве мозаичной смальты, а также в каменном зодчестве, география которого стремительно расширялась. Именно появление все новых зданий из камня и кирпича — прежде всего церквей, богато украшенных «всякими узорочьи», — было самым наглядным проявлением хозяйственного расцвета городов.

Русские земли продолжали активно торговать с близкими и далекими соседями, боролись за контроль над торговыми путями, заключали торговые договоры с иностранцами. Сохранился черновой вариант договора Новгорода с немецкими торговыми городами Балтики и шведским островом Готланд (1191—1192) и договор Смоленска с тем же Готландом и Ригой (1229). Русские купцы основывали в иностранных городах торговые дворы, на которых, как правило, строили свою церковь. Заморским торговцам дозволялось делать то же на Руси. Так, в Новгороде существовали Готский и Немецкий торговые дворы, принадлежавшие купцам Ганзейского торгового союза. Главными русскими экспортными товарами по-прежнему были мех, воск и мед, однако только ими вывоз не ограничивался. В XII столетии начали возникать влиятельные корпорации богатейшего русского купечества. Лучше всего историческими источниками освещена деятельность «Иванского ста» — новгородского купеческого объединения, в начале включавшего только экспортеров воска. Объединение играло важную роль в экономической жизни Новгорода.

Не стояло на месте и сельское хозяйство — главная отрасль экономики Древней Руси. Основной рост тут достигался за счет экстенсивного развития: расширения пахотных территорий, в том числе и путем освоения новых земель, отвоеванных у леса и степи. Развитию сельского хозяйства способствовали в целом благоприятные природно-климатические условия XII века. Однако изменение этих условий в первой трети XIII века, вызванное колебаниями климата, негативно повлияло на продуктивность сельского хозяйства и, таким образом, сказалось на общем состоянии экономики страны. В начальный период раздробленности в главных чертах сохранялся общественный срой, характерный для предыдущего периода. Тем не менее, в социальной системе происходили некоторые изменения, вызванные новыми явлениями в политической и экономической жизни страны.

Самые заметные перемены пришлись, пожалуй, на долю правящего слоя — княжеской дружины. Если раньше она представляла собой относительно единую служилую корпорацию, действовавшую в масштабе всей страны, то теперь эта корпорация распалась на множество региональных сообществ. Но этим перемены не ограничились.

Часть дружинников по-прежнему постоянно находилась на княжеской службе. Эти люди в XII веке начали организовываться в княжьи дворы, новое социально-политическое явление. Двор, как и дружина прежнего времени, состоял из двух групп: старшей (бояре) и младшей (дворяне). Но он был лучше структурирован и представлял собой шаг вперед в развитии системы управления, в центре которой находился князь.

Другая часть дружинного слоя добивалась известной автономии по отношению к княжеской власти, одновременно закрепляясь в той или иной области страны. Князь, пришедший к власти в данной области, мог рассчитывать на лояльность этих дружинников и даже на их службу. Но это не происходило само собой, а обычно становилось предметом неких соглашений. Бывало и так, что названная часть дружинной корпораций вставала на путь открытой борьбы с князьями, желая подчинить их своему влиянию. Наиболее заметной ее политическая роль была в Новгородской, Киевской, Галицкой, Суздальской и некоторых других землях. Видимо, в эту же группу знати вливались представители местных элит, происхождение и социальная природа которых остаются дискуссионными. Полагают, что эти элиты могли сформироваться из дружинных элементов, еще раньше «оторвавшихся» от княжеской службы и осевших в различных «градах», а также из потомков племенных старейшин, не до конца истребленных или ассимилированных дружиной при установлении власти Рюриковичей (последнее произошло, по крайней мере, в Новгороде).

Сказанное о двух группах дружинной знати не означает, что между ними существовала какая-то непреодолимая граница. Степень вовлеченности их представителей в силовое поле княжеской власти могла меняться в зависимости от ситуации. Боярство по-прежнему представляло собой социальную элиту, на которую, несмотря на нередкие конфликты, опирались князья в большинстве земель Руси.

Источники XII века не раз упоминают о вотчинах епископских кафедр и крупнейших монастырей, которые, как правило, жаловались им князьями. Вопрос о формировании боярского землевладения освещен источниками гораздо хуже. Данные тут весьма разрознены, и это косвенно свидетельствует о замедленном течении данного процесса в XII веке. Показательно, что для Новгородской земли с ее мощным боярством первое свидетельство о «селах» светского лица относится лишь к началу XIII столетия. Конечно, подобные «села» там могли появиться и раньше, но главным источником дохода для новгородских бояр (как и для их собратьев из других земель) в это время по-прежнему оставалось распределение между ними государственных доходов (прежде всего «даней», собираемых с сельского населения) и доходных государственных должностей («кормлений»). Боярская вотчина с зависимым крестьянским населением лишь нарождалась, вплетая нити феодальных отношений в широкое полотно общественной жизни. Вследствие этого доминирующей группой сельского населения почти повсеместно оставались свободные общинники, обязанные главе земли лишь старинными «данями». На таком общем фоне выделялась только Галицкая земля, боярство которой, ориентируясь на положение дел в соседних Польше и Венгрии, со второй половины XII в. энергично принялось наращивать свои земельные владения, а для их защиты обзаводилось военными отрядами и укрепленными замками. Сельское население попадало там в непосредственную зависимость от новых господ.

Еще одним важным социальным процессом, протекавшим в XII — начале XIII века, явилось дальнейшее укрепление городских общин крупнейших торгово-ремесленных центров Руси. Основой этого процесса стало успешное развитие городского хозяйства, а внешним проявлением — рост значения вечевых собраний. При этом сильное влияние на городские общины оказывали, как правило, местные группы боярства.

Сообщение Последствия раздробленности Руси появились сначала на Записки историка.